Приглашаем посетить сайт
НАСЕКОМОЕ
НАСЕКОМОЕ.
А. А. Потебня справедливо отмечает ненужность внутренней формы для «ярлыка» понятия, для профессионального названия или научного термина. Чисто логическая, рациональная обработка термина, свобода его от экспрессивных обертонов и образных «ореолов» - характерные черты прозаического языка и научного мышления. Номинативное употребление слов делается тем точнее, чем более слова утрачивают свою внутреннюю форму, чем ближе они становятся к простому знаку. Самыми точными терминами могут быть лишь те, в которых внутренняя форма совсем забыта. Условность термина, если у него нет резких отклонений от строя всей данной системы номинации, лишь содействует его рациональному употреблению, его логическому определению.
Например, термин насекомое возник в русском научном языке XVIII в. как неточный перевод латинского insectum. Латинское insectum - собственно `насеченное, надрубленное, надрезанное'. Это название объясняется античным представлением об основном признаке насекомого: его грудь и туловище разделены впадиной или насечками на членики. Таким образом, тело как будто имеет насечки, оно надрезано. (У Аристотеля: καλῶ δ̓ ἕντομα, δσα ἔχει κατà τò σῶμα ἐντομάσ. У Плиния: jure omnia insecta appellata ab incisuris, т. е. от насечек, по насечкам - см. Преображенский, 1, с. 594).
Этот признак - насечек - не играет большой роли в русских определениях насекомого: «малое животное, крылатое или бе скрылое, по большой части о шести ногах и с жесткою кожею» (cл. 1847, 2, с. 412); «членистоногое животное с суставчатым телом» (Ушаков, 2, с. 422).
Любопытно, что в XVIII в. вместо насекомое употребляли также термин несекомое. Ср. статью «О некоторых несекомых, кои полезны к крашению» («Ежемесячные сочинения», 1757, апрель, с. 369-381); в «Санкт-Петербургском вестнике» 1779 г. (2-е полугодие, 4, 3): «Все, что жизнь имеет, от малейшего неприметного несекомого даже до человека». Очевидно, латинск. in- и французcк. in- воспринимались не в значении приставки на-, а в значении отрицания (ср. nocens - innocens, sanus - insanus, certus - incertus и т. п.) (см. Будде, Очерк, с. 119).
Итак, внутренняя форма в слове может угасать, и тогда слово, теряя образность, утрачивая мотивировку своего значения, ст ановится условным названием, знаком. Эту мысль очень картинно выразил К. Фосслер таким образом: «Мысль может стать понятием, только покинув оболочку своей словесной эмбриональной жизни и отбросив мертвую куколку»7.
Заметка ранее не публиковалась. В архиве сохранилась рукопись (на 2 сторонах отдельного листка). Печатается по рукописи. - В. Л.
7 К. Vossler. Geist und Kultur in der Sprache. Heidelberg, 1925. S. 223.